Если присмотреться, то Беларусь сегодня, точнее, внутренние беларусские
процессы по линии «государство - общество», превратились в какой-то жуткий
эксперимент по возвращению в Средневековье. Точнее, по построению неофеодальной
системы в европейском государстве 21-го века.
Прошел первый шок от введения декрета против «тунеядцев»,
люди отвозмущались и начали остывать: самое время спокойно взглянуть вглубь
события и понять общую тенденцию.
А тенденция сегодня, на мой взгляд, такова.
В Беларуси по разным оценкам порядка четверти экономики в
последние десятилетия находилось «в тени». И именно в этом, как сегодня
видится, заключался в главной степени контракт между обществом и властью.
Аналитики много говорят, что беларусский «социальный
контракт» все время состоял в лояльности населения в обмен на относительный
рост благосостояния. Тем не менее, благосостояние уже давно не растет, но
лояльности это не отменило. Потому что, на самом деле, основой выживания в
Беларуси давно является такое понятие как «вертеться». Кто-то в Россию ездил,
никаких налогов никуда не выплачивая, кто-то через проходную изделия с фабрики
тырил, кто-то серой предпринимательской деятельностью занимался. А государство
не сильно-то и старалось им всем мешать. Так и жили – «вертелись».
Декрет – удар именно по «верчению». Точнее, не удар, а
уточнение: можете «вертеться» и дальше, но если от вашего верчения, в общем и
целом, толку – ноль, то – доплатите.
Это – важная деталь. На самом деле, конституционное право на
труд – это право, а никак не обязанность. Принудительный труд в демократическом
государстве – неприемлем.
В этом и есть вся суть. В феодальном государстве народа нет,
там есть подданные. И они платят: оброки, подати, налоги, на содержание
княжеской администрации и силовиков. Если в государстве все хорошо и денег
хватает, то следуют послабления. Если становится туго – гайки ужимаются, любые
послабления ликвидируются, все умственные силы бросаются на то, чтобы придумать
новые налоги, подати, оброки.
Именно по этой модели сейчас идет Беларусь. У нас от понятия
«социальное государство» остались лишь слова да противоречивые воспоминания. У
нас ликвидированы практически все льготы: в России и Украине чернобыльским
ликвидаторам они есть, у нас – нет; «афганцам» есть, у нас – нет. Студентам
есть, у нас – нет. Пенсионерам – во много раз больше, в том числе на коммуналку
и на лекарства.
У нас придумываются все новые подати и оброки: на «тунеядство»
ввели, чудом не ввели на выезд за границу, ввели на авто. Из последнего: если
твой ребенок в садике дошел до старшей группы, но ты не хочешь отдавать его в
школу с 6 лет, считаешь, что это рановато, а хочешь с семи, то этот год садик
ты будешь оплачивать по 100% стоимости. Таких примеров десятки.
У нас единственные, кого не касаются урезания социальных
льгот и бредовые налоговые нововведения – это чиновники и силовики. Суть: княжеская
администрация и княжеская рать.
Возвращаясь к пресловутому декрету, любопытно заметить: в
СССР тоже боролись с «тунеядцами», однако борьба эта имела иное качество. Там
не вводилось налогов, там тунеядцев наказывали, выселением, например. Это очень
показательно: в СССР эта борьба велась на уровне идеологии, это было вполне
идеологическое явление, поэтому в СССР «тунеядство» считалось проступком, за
который наказывали, а в современной Беларуси это считается поводом для лишней
подати.
На совсем недавней пресс-конференции Лукашенко прямо сказал,
что беларусская модель реформироваться не будет. Между тем, уже и дураку
очевидно, что экономического развития она не предусматривает: наши кризисы,
начиная с 2008 года, носят регулярный и цикличный характер. И, в общем-то, это
и логично в парадигме именно феодального, а не демократического государства. В
демократическом государстве все, и власть, и общество, ищут пути развития для
всеобщего блага. В феодальном – ищут источники пополнения казны ради блага
князя, его администрации и силовиков.
Поэтому картина вырисовывается следующая: есть правящая
княжеская семья, ее администрация и силовая опора, которые демонстрируют,
во-первых, неумение развивать экономику, и, во-вторых, нежелание что-то в ней
менять. Есть народ. Отношение к этому народу – в чисто феодальном русле, как к
подданным: когда в государстве деньги (как правило, извне) есть, ему что-то с
барского плеча перепадает. Когда их нету – забирают то, что перепало, и, вместо
реформ, придумывают новые оброки и подати. Никаких понятных правил игры,
исполняющихся законов, правового поля, планов развития, эволюции – этого всего нет.
Есть только такие взаимоотношения.
Сложившаяся ситуация очень показательна: она хорошо
иллюстрирует и уровень развития предводителя – феодала, его представление о
сути государственной деятельности и его, как правителя, задачах, и,
одновременно, демонстрирует уровень политической зрелости вверенного ему народа
(подданных). Вывод неутешителен: чтобы пройти от феодализма до нормального
существования, подданным придется превратиться в народ, а это значит, пройти
через Просвещение и череду достаточно болезненных преобразований.
Радует только мысль о том, что случившийся в Беларуси
исторический казус (формирование феодальной системы в европейском государстве
21 века) может оказаться, скорее, историческим исключением и закончиться
гораздо быстрее, чем этого хотелось бы создателям этой модели. Тем более, в век
интернета и глобализации все процессы идут куда динамичнее, чем в Средневековье…
Комментариев нет:
Отправить комментарий